На маленькой лавочке сидит девочка с черными, как смоль, волосами. Сидит и ест лепешку, которую недавно приготовила из прошлогодней промерзшей картошки мама. Крошки падают на импровизированный стол – чемодан, притащенный откуда-то дедом, но она не обращает на это внимание, вперив какой-то совсем не детский взгляд в стену. Громко хлопает дверь, и она тут же вскакивает, спеша навстречу дедушке. Он заходит и улыбается, смотря на свою жующую и при этом морщуюся внучку.
– Пойдем-ка со мной. Сколько можно сидеть на одном месте?
– А ты куда, деда?
– К Павлу Петровичу, пекарю нашему, надо сходить.
– А зачем?
Мужчина усмехается в седые усы и выходит на улицу, точно зная, что внучка пойдет за ним.
Так и выходит.
Они идут, взявшись за руки, и, несмотря на то, что в драном дедушкином пальто с длинными-длинными рукавами идти совсем не здорово; несмотря на то, что лепешка – это совсем не сытный обед и живот сводит от голода; несмотря ни на что, у девочки с черными, как смоль, волосами гордо поднята голова. Она гордится тем, что ее дед почетный гражданин, тем, что все с ним здороваются и непременно улыбаются им обоим доброй улыбкой.
Когда они подходят к дому Павла Петровича, девочка чуть хмурится. Не очень-то она любит ходить по гостям. Но когда пекарь со своей женой тоже встречают их доброй улыбкой, ее лицо разглаживается.
Они заходят в дом, и у нее начинает кружиться голова от прекрасного запаха хлеба. Наверняка Павел Петрович принес муки для своей семьи. Настоящей муки.
Пока дед и пекарь разговаривают, она надеется. Надеется-надеется-надеется, что ей дадут маленький кусочек хлеба. Надеется, когда Агафья Степановна, жена пекаря, достает большой, пышный каравай из печи. Надеется, когда она уносит его куда-то. И продолжает надеяться даже тогда, когда дед уже тащит ее к двери.
Домой они идут молча. Нет уже того сияния в глазах у дедушки, нет гордо поднятой головы у обоих.
Придя домой и закрыв калитку, дед поворачивается и застывает. Его внучка, его маленькая девочка рыдает, согнувшись пополам. Она не всхлипывает, не издает вообще никаких звуков. И от этого даже страшнее. А когда он хочет подойти к ней и попытаться успокоить, она быстро заходит в дом, попутно вытирая слезы длинными-длинными рукавами дедушкиного пальто.
